Небо за стёклами [сборник] - Аркадий Миронович Минчковский

тоже приложил руку к фуражке, и ему дружно закивали в ответ. На него пахнуло ароматом духов. Актрисы, приехавшие с командиром корпуса, прошли совсем рядом. Вслед за ними шли генерал и комдив. Плотный, приземистый генерал улыбался. Минуя Ребрикова, он легко козырнул ему и бросил:

— Здравствуй, адъютант.

Комдив тоже машинально поднял руку к козырьку.

И вдруг Ребрикову сделалось жарко. Как же он не узнал сразу?! Да ведь это мать Нины. Да, да, она — Нелли Ивановна Стронская. Конечно же! А его смутило только то, что про актёров говорили, будто они московские. Впрочем, ведь всё могло измениться. Они уехали из Ленинграда в тыл. Вполне могли очутиться в Москве. Она, кажется, взглянула на него. Отчего же не узнала? Ведь она так смеялась и хвалила его за пародии тогда на новогоднем вечере у брата Андрея. Впрочем, кто из знакомых сразу узнал бы его сейчас?

И отчего-то ему вдруг стало весело при мысли, что сюда, к ним на фронт, приехала артистка Стронская — мать Нины.

Он вспомнил, что комдив приказал ему лично проверить, приготовлены ли комнаты для актеров, которым, по всей видимости, придется заночевать в дивизии, и поспешил выполнить поручение.

Латуниц узнал её сразу, как только она вышла из машины.

За долгие годы, с того времени, как они расстались, он видел её дважды. В первый раз это было в Ялте, лет семь назад, когда Латуниц лечился в военном санатории. Он попал на спектакль гастролировавшего театра случайно, приглашенный кем-то из отдыхающих. Соседу своему он не сказал, что на сцене играет его бывшая жена, и был лишь ещё молчаливей обычного. Во второй раз это произошло в Ленинграде, вскоре после окончания войны с белофиннами. Он заметил Нелли Ивановну из машины, когда та переходила улицу. Вот и все их короткие встречи.

И вот он увидел её снова. Судьба столкнула их там, где этого меньше всего следовало ожидать.

Никогда в жизни он, наверное, не терялся так, как в ту минуту, когда увидел её возле машины. Всё же он сдержал себя и поздоровался с нею так, что, кажется, никто ничего не заметил. Что касается её, то она была актрисой и, конечно, умела владеть собой. Однако когда она, стараясь улыбаться, протягивала руку, Латуниц прочел в её глазах одновременно и тревогу и мольбу. Глаза словно говорили: «Не нужно! Пусть никто ничего не узнает».

Когда пошли посмотреть сцену, Латуниц, пропустив вперед Нелли Ивановну и генерала, чуть задержался и спросил у второй приехавшей актрисы, здесь ли Долинин. Та резко обернулась и, сделав таинственное лицо, сжала ему руку выше запястья:

— Что вы?! Разве вы не слышали? Это же целая история. Потом!

И Латуниц не стал ни о чем расспрашивать.

Теперь, глядя на сцену, слушая, как дружно смеются зрители, вникая в смысл остроумной комедии и живую игру актёров, он думал о том, как должен поступить, чтобы не превратить их случайную встречу в тягость для них обоих, теперь чужих друг другу людей.

Нелли Ивановна играла, вероятно, так же, как всегда. Она была обаятельна и вызвала признательность сидящих на скамьях. И только Латуницу было заметно, как иногда, среди бойкого каскада слов, скользили по первому ряду быстрые глаза и на миг пытливо задерживались на нём. И на время, теряя нить действия, Латуниц думал, что же происходит сейчас в душе этой когда-то близкой ему женщины.

Нелли Ивановна видела, как пространство перед сценой постепенно заполнилось маленькими зрителями. Сотни жадных глаз пожирали её, гремела смехом невидимая в темноте рощи огромная аудитория, и всё это больше и больше придавало сил актрисе. А затем она мимолётно заметила, как улыбнулся и уже вместе со всеми засмеялся полковник. Она победила. Он забыл о женщине, с которой некогда расстался, и видел только ту, кого она сейчас играла. И Нелли Ивановна была счастлива.

Чем дольше продолжался спектакль, тем чаще раздавался смех. В последнем действии актёрам приходилось ожидать, пока он стихнет.

Когда спектакль окончился, зрители поднялись с мест. Долго и благодарно аплодировали.

Генерал сложил рупором ладони и крикнул:

— Солдатское вам спасибо!

Стоя рядом с ним, выделяясь ростом среди других, сдержанно аплодировал и Латуниц.

После спектакля всю группу пригласили на ужин.

Их появления ждали. Ни генерал, ни командиры частей, ни штабные не садились за столики до прихода актеров. Когда, разгримированные и переодевшиеся, они наконец появились в саду, их приветствовали хлопками.

Нелли Ивановна и Латуниц очутились за одним столом вместе с командиром корпуса.

Первую рюмку генерал поднял за актёров, доставивших столько радости фронтовикам.

— Приезжайте теперь к нам в Берлин! — гремел он.

Потом пили за победу, за доблестную дивизию и её командира, за удачу в будущих боях.

Особенно старался произносить тосты старик — заместитель комдива. Сам он пил мало, но поминутно поднимал бокал и выкрикивал всё новые и новые здравицы.

Подтянутые, торжественные сидели за столиками командиры частей и штабные. Редко у кого над карманом кителя не было одного или двух орденов. При голубоватом свете ламп светились звёздочки на погонах.

Сидящий в стороне Ребриков с удовольствием наблюдал не частую в дивизии картину праздника. Ему отчетливо припомнился первый год войны, зима, тускло освещённый вокзал в Ярославле и командиры в солдатских ватниках, закусывающие колбасой, — и его охватило гордое чувство. Он, парень из Ленинграда, теперь старший лейтенант Ребриков, стал офицером удивительной этой армии, с которой прошел самые тяжёлые годы, с которой немало пережил и выстоял в страшное для страны время, а теперь хотел только побеждать.

— Давай, чёрт возьми, за нас! — сказал он сидевшему рядом с ним капитану и, чокнувшись, опрокинул рюмку.

Скоро строгий порядок ужина был нарушен. Кое-кто из командиров перебрался за соседний столик, чтобы поговорить с другом. Иным захотелось чокнуться с актёрами и еще раз выразить им свою признательность. Вокруг командира корпуса и «старика» образовалась компания, готовая без устали слушать шутки генерала. Где-то за столиком уже негромко начали петь.

Никто не заметил, когда исчез Латуниц, а за ним и Нелли Ивановна. Они поднялись будто по молчаливому сговору и один за другим удалились в глубину сада.

Он стоял в стороне, держась за ветку яблони.

— Можно мне папиросу? — сказала Нелли Ивановна, приблизившись.

Латуниц вспомнил. Она всегда курила, когда сильно волновалась. Он протянул коробку и высек огонёк из зажигалки.

Нелли Ивановна затянулась и благодарно кивнула головой.

— Ну, вот мы и встретились, — просто сказала она. — Никогда я не думала, что это может так произойти.

Латуниц молчал.

— Теперь смешно оправдываться и